Около 200 уникальных храмов северо-востока Тверской области нужно спасать

Мицын погост (ныне Кесовогорский район), Богоявленская церковь. VK/Павел Иванов

Листая ленту соцсети, натыкаюсь на фото прекрасных полусмытых дождями фресок в разрушенной церкви. Мастерски исполненные иконографические сюжеты даже в полуразрушенном состоянии впечатляют. Пропорции тел, колористическая гамма - что-то от ранних мастеров итальянского Возрождения, почти что Джотто в падуанской капелле Скровеньи.

И это в Тверской области ... вторая половина 19 века. Мицын погост (ныне Кесовогорский район), Богоявленская церковь.

Посвящён пост результатам кропотливой работы в архивах краеведа, члена президиума Тверского регионального отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Павла Иванова.

- Вместе с библиотекой им. Горького мы сейчас делаем просветительский проект о повседневной жизни городов Тверской губернии в 19 веке. Эти исследования как раз к ближайшей лекции, - поясняет он в разговоре.

Эксперт рассказывает, что таких росписей в разрушающихся церквях северо-востока области всё меньше и там, где пятнадцать-двадцать лет назад были романтически заброшенные, но всё же первоклассные памятники, теперь только сильно смытые остатки, которые часто уже не могут впечатлить так, что на всю жизнь отзывается это в душе и бередит, и вспоминается, и заставляет искать и возвращаться. И даже непонятно, надо ли вообще всё это изучать, ведь всё равно останется это большей частью лишь на фотографиях.

Мицын погост (ныне Кесовогорский район), Богоявленская церковь. VK/Павел Иванов

Но всё-таки надо. Потому что даже в полусмытом состоянии они поражают.

«АНФРЕСКО САМОЮ ЛУЧШЕЮ РАБОТОЮ»

Что можно писать «фрески» иначе, эти мастера, принадлежавшие ярославской школе, скорее всего, даже не знали и не видели никогда. Правда, своей техникой они владели хорошо: росписи, сделанные ими по сухому, оказались чрезвычайно прочными, лишь немного уступая настоящей чистой фреске (росписи по сырой штукатурке). Что до Мицыно, то это вообще первый случай росписей в глухой бежецкой и краснохолмской провинции.

Вот что об авторе мицынских фресок удалось выяснить в архивах Павлу Иванову:

«Пока есть три точно атрибутируемых и датируемых памятника, от которых ошметки фресок, но сохранились. Все они имеют не бежецко-весьегонское, а тверское происхождение. Это корчевская мастерская Ивана Алексеевича Берестова и очень близкая ей по манере мастерская Ивана Культепина.

Замытье - накануне 1833 года. Там тоже уцелели в основном лишь купола и сильно поврежденные стенописи на стенах, местами съеденные плесенью до графьи. Таких росписей, как эти, под Бежецком большинство. Но вот проблема с их датировкой. Пока они у меня не датированы нормально. Про Культепина мы знаем случайно. Как правило, имена мастеров не попадали в консисторские документы, но храм в Замытье строился мучительно, с бегством первого подрядчика (строителя из города Валдай), поэтому в пересказ злоключений прихода к 1833 году случайно попала и эта информация.

Мицыно - 1835-1836 (контракт августа 1835 года, и едва ли работы начались раньше весны 1836 года). Роспись подновлялась, и местами серьезно, в конце XIX века, когда на ней появились ярко-синие тона, да и в целом композиции стали выглядеть сухо и жестко.

Николо-Теребенский собор - 1835-1836 (контракт апреля 1835 года). От росписей остались, по большому счету, только главный купол и выполненная позже, и не доказано, точно ли Берестовым, «Тайная вечеря» в алтаре. Но есть подробная история, как это делалось, реестр самих «штук», старые фотографии, наконец. Про Берестова мы знаем много. Этот человек - мещанин, а затем купец - отличался множеством талантов: был и проектировщиком, и землемером, и живописцем. Его фирма работала вокруг Корчевы, он брал заказы на иконостасы (ни один не сохранился, но, например, был в селе Ильинском под Кимрами). За работы свои он брал дорого - за Николо-Теребенский собор порядка восьми тысяч рублей.

Пять тысяч он запросил за куда меньшее по объему Мицыно. И что характерно, ему дали безоговорочно. Контракт предельно сжат: вы мне деньги, я вам стенопись «анфреско самою лучшею работою». Я уже перечитал много таких контрактов, надо сказать, берестовский составлен просто нагло. Уважающие себя фирмы так не делали, в иных расписывался чуть ли не полный порядок, как всё это будет производиться, где какая композиция и т.д. В других - когда начать, как получить деньги. Берестов лишь обещает бесплатно исправить, если будет какой недочет, в течение трех лет. Так себе гарантия.

Но это вообще первый случай росписей в глухой бежецкой и краснохолмской провинции. Совершенно непонятно, почему так повезло именно Мицыну. Скорее всего, его прихожане сходили в июне 1835 года на ежегодное паломничество в Бежецк на встречу Теребенской иконы, прослышали, что в монастыре ведутся работы. В монастыре Берестов оказался, надо полагать, потому, что его знал настоятель иеромонах Гавриил - уж где он с ним познакомился, гадать не будем. Но неправильно составленный контракт с последующим разбором данного случая в консистории говорит о том, что средства расходовались монастырем сверх разрешенных им на такое дело. Но об этом наши мицынские прихожане не знали. Они прогулялись до монастыря с иконой. А там… и «у кумушки глаза и зубы разгорелись». Точнее, у старосты прихода, коим был «Путиловской волости деревни Андрюшина крестьянин Иван Дмитриев по данной ему от всех прихожан доверенности». Дальше уже Берестов всё понял и взял с них минимум полуторную стоимость работ. Судя по делам корчевского магистрата, где он фигурирует в нескольких разборках по обвинению в нанесении оскорблений, он был ни разу не смирным тихоней. И деньги любил. И брать не стеснялся. Но, как бы то ни было, его мастерская этот храм расписала. На страшную зависть соседям».

СПАСТИ НЕЛЬЗЯ ОСТАВИТЬ

По подсчетам экспертов, в таком плачевном состоянии на северо-востоке области сейчас порядка 200 церквей. И, что интересно, погубила их не Советская власть, а ее уход. При СССР были на этих землях колхозы, в таких храмах обычно были то сарай, то Дворец культуры, то ещё какая хозпостройка располагалась.

С развалом колхозов следить за этими постройками перестали. Крыши сгнили и развалились, а там, где крыши нет, процесс разрушения не остановить.

Так кто же сейчас может построить крышу на этих храмах?

- Самое простое - возрождение прихода и нахождение мецената, на чьи деньги будет производиться работа. Но это почти невыполнимо. На этих землях людей-то не осталось. Какие приходы? Если в конце 19 века приход положено было открывать на 5000 прихожан, то сейчас это сопоставимо с населением целого района, - говорит Павел Иванов.

РПЦ такие храмы не передать, посещать их некому. Приходы не организуешь. Даже в церквях райцентров приходы маленькие, посещаемые в основном пенсионерами, чьих донатов хватит разве что на оплату коммуналки храма.

Есть еще один путь: благотворительные фонды и волонтеры.

- Есть ряд благотворительных фондов, которые горазды прислать сотрудников, которые законсервируют подобную церковь: просто поставят крышу, чтоб дожди дальше не заливали. Но тут не обойтись без помощи местных: достаточно одного такого волонтера, который пустит пожить к себе в сарай бригаду строителей, последит, чтоб стройматериалы не растащили, - объясняет эксперт.

Там, где находятся такие деревенские подвижники, храмы удается законсервировать. Но таких желающих среди местных почти нет.

- А может, фрески эти просто снять со стены, перевести в музейное хранилище и тем самым спасти?

- Как правило, у музеев нет таких фондов. Представьте, как хранить кусок стены десять на десять метров. И эти фрески хороши в комплексе. Если снять один фрагмент, это будет уже не то. Да и спасают таким образом чаще всего древнерусскую живопись, 15-17 века. А тут 19-й.

Какой-то профильной региональной или госпрограммы наподобие спасения наследия архитектора Львова , направленной на спасение подобных разрушающихся храмов, нет. Есть небольшая программа по линии Тверской епархии, но этого явно недостаточно. А появление госфинансирования очень подсобило бы и спасло жизнь этим памятникам архитектуры.

Остается ждать, привлекать внимание, а еще в последние годы туристы помогают. Туризм-то внутренний сейчас на подъеме. Туристам не только развесистую «клюкву» вроде Бабы-Яги или Лешего видеть хочется - их им покажут еще в ста местах. А вот храмы с уникальными росписями - такого нигде больше не увидеть. Так что может туризм такие храмы как раз и возродит. Но поживем - увидим...

Почти итальянское Возрождение - анфреско в Мицыно. Фото: VK/Павел Иванов

Одна из сюжетных сцен стенописи Мицыно. Фото: VK/Павел Иванов

Одна из сюжетных сцен стенописи Мицыно. Фото: VK/Павел Иванов