Евгений Клюев: «Я не узнаю город, в котором вырос»

3 января знаменитому сказочнику Евгению Клюеву исполнилось 54 года. В Европе его называют русским Андерсеном, и не только потому, что уже много лет он живет в Дании. Мало кто знает, что родился, вырос и учился этот удивительный человек в Твери. А его книжки в России, а уж тем более на родине, практически невозможно купить. - К сожалению, многие наши читатели мало знакомы с вашим творчеством. Это, конечно, печально, но давайте постараемся исправить эту ошибку.

- Меня, в общем-то, не удивляет, что в Твери с моими книгами мало кто знаком. Во-первых, я - к счастью, по-моему - не принадлежу к писателям «широкого пользования»… в том смысле, что книги мои не представлены на рекламах в общественном транспорте и не продаются в газетных киосках. Во-вторых, среда моего литературного обитания – Москва, а практика книгоиздания у нас, к сожалению, такова, что выходящее в Москве далеко не обязательно попадает в другие города, даже близлежащие. Недавно, например, в Копенгаген из Петербурга приезжал журналист, который брал у меня интервью. Он рассказал, что найти мои книги в Петербурге тоже непросто. Но я особенно не озабочен тем, где именно о моих книгах слышали, где – нет… Литература – понятие не географическое. - А почему вы уехали из России? И почему именно в Данию?

- Я не то чтобы уехал из России: так я на мое переселение в Данию не смотрю. Мой окончательный переезд куда бы то ни было, кстати, и вообще не планировался - я просто собирался некоторое время пожить и поработать в Европе, поглядеть на мир. А дальше все произошло само собой: постепенно выучил датский язык, в Дании нашлось дело, которое меня увлекло, появились новые друзья, возникли новые привычки… Когда я понял, что оставшаяся часть моей жизни здесь, скорее всего, и пройдет, мне показалось разумным поменять гражданство. Тем более что к проблеме гражданства я не отношусь особенно трагически: паспорт для меня определяет только внешнее местоположение человека, но отнюдь не внутреннее состояние личности. Так, больше двадцати лет у меня был советский паспорт, но это совсем не значило, что тогда мне была присуща «советскость»: я никогда не был членом партии и всегда сознательно держался в стороне от советской идеологии, до сих пор представляющейся мне весьма убогой. - Если верить Шекспиру, Дания - тюрьма. Чем для вас стала эта страна?

- Я вот не знаю, действительно ли и сам Шекспир разделял гамлетовское определение Дании как «худшей из тюрем». Обычно я стараюсь не приписывать автору того, что произносят его герои. Для меня, например, не факт, что Шекспир так уж хорошо знал Данию, чтобы делать самостоятельные заключения по ее поводу. Другое дело – Гамлет: если вспомнить, как – в драматургической, конечно, версии – сложилась в Дании его жизнь, поневоле согласишься с тем, что он пленник роковых обстоятельств. Но точно так же он мог чувствовать себя и в любой другой стране. Я ведь, например, тоже воспринимал себя самого как пленника роковых обстоятельств, живя в Советском Союзе семидесятых - восьмидесятых, а значит, вполне мог считать «худшей из тюрем» Советский Союз… и, поверьте, так тогда считали многие. Что касается моего отношения к Дании, то оно совсем не гамлетовское. В Дании я получил свободу – гм… даже, пожалуй, больше свободы, чем мне требуется! Я, прежде всего, говорю о свободе от необходимости разделять какую бы то ни было доктрину. Рамки жизни в этой стране настолько широки, что от человека не требуется быть с кем-то или быть против кого-то: с него хватает частного мнения по любому поводу. - Вы живете в Копенгагене более 10 лет. Большое видится на расстоянии. Как, по-вашему, изменилась Россия, Тверь?

- Я бы сказал, что и Россия, и Тверь изменились весьма и весьма существенно: часто я не узнаю ни страны, в которую теперь приезжаю, ни города, в котором родился и вырос. Беда только в том, что большинство наблюдаемых мною изменений имеют, в основном, внешний характер. А поговоришь с людьми – и видишь, что многие из них так же, как и прежде, зависимы от авторитетов, с одной стороны, и массового вкуса – с другой. Что они так же, как и прежде, позволяют представителям власти манипулировать собой. Что они так же, как и прежде, склонны отдавать решение насущно важных для них проблем на откуп всяким проходимцам, держа при этом «фигу в кармане»… И что здесь до сих пор продолжают обижаться на людей, не разделяющих твоего мнения! Но все это понятно: изменения, происходящие во внутреннем мире, не успевают за изменениями, происходящими в мире внешнем. Выработка навыков свободомыслия требует даже не десятилетий – столетий. - Мне показалось, что ваш стиль похож на хармсовский. Или, если точнее сказать, на абсурдизм. Так ли это? Что для вас Хармс?

- По-видимому, вы и сами знакомы только с небольшой частью написанного мной. Даниил Хармс для меня – один из любимых писателей, и я не случайно делаю акцент на слове «один», поскольку Хармсом мои литературные пристрастия, конечно же, далеко не исчерпываются. Я давно уже привык к тому, что меня сравнивают с Хармсом, хоть сам я и не вижу для этого особых причин. Привык я и к тому, что меня сравнивают с Андерсеном, Кэрроллом, Булгаковым… но, если задуматься о том, так ли уж много общего между всеми названными писателями, вывод напрашивается сам собой. Даже прочно приклеившееся ко мне звание автора, работающего в жанре абсурда, не выдерживает, по-моему, критики: с моей точки зрения, я нахожусь в стороне от стилистики абсурда – во всяком случае, как я ее понимаю.

- Да, кстати, я слышала, что вас называют русским Андерсеном. Как вы воспринимаете такое «почетное звание»?

- С улыбкой – как и все остальные почетные звания. А потом… это еще вопрос, нужен ли России свой Андерсен, если до сих пор ее вполне устраивал датский! Не каждое дерево растет на каждой земле, видите ли… - Как вы считаете: вы популярнее в Дании или в России?

- Я не уверен, что слово «популярность» в моем случае вообще пригодно. Но, если речь идет о том, где я как пишущий человек известен лучше, то, вне всякого сомнения, в России. Я пишу по-русски, что – опять же в моем случае – принципиально: все мои реальные и потенциальные переводчики жалуются на невозможность передать на иностранном языке то, что я делаю на родном языке. Каким бы странным это вам ни показалось, но меня такое положение дел радует. Я придерживаюсь вот какого мнения: чем менее тот или иной текст переводим на другой язык, тем он лучше. Недавно, например, в Дании перевели Хармса. Я очень болел и до сих пор болею за этот смелый проект, но Хармс по-датски выглядит, увы, совершенно избыточным для датской культуры… - Вы написали целую книгу советов жизни за рубежом. Дайте нашим читателям один особенно ценный совет. Стоит ли уезжать и почему?

- Советами из книги, о которой вы говорите, лучше бы не пользоваться: это насквозь пародийный текст, написанный в стилистике путеводителей, обычно сообщающих читателю массу глупостей, которые вообще не имеют отношения к реальности. Что же касается того, стоит ли уезжать… Видите ли, этот вопрос каждый для себя решает сам. Не стоит, если ты и в другой стране намерен продолжать жить так же, как жил в своей. Стоит, если ты готов впустить в себя хотя бы часть другого образа жизни и тем самым расширить возможности собственного мировосприятия. Я выбрал второе. - К кому вы приезжаете в Тверь?

- Прежде всего – к моей маме, самому близкому для меня в этом мире человеку. Кроме того, у меня осталось здесь несколько хороших друзей, совсем немного, с которыми мне иногда удается увидеться. И, наконец, некоторые тени из далекого прошлого… к ним я тоже приезжаю: мне кажется, что они все еще здесь… - Кто для вас дети? Аудитория? Простите за нескромный вопрос: есть ли у вас дети?

- Нет, детей у меня нет… а почему это нескромный вопрос? Иметь или не иметь детей – решение, которое большинство из нас принимает сознательно. Так что – сознательно – у меня нет детей. Но дети, понятное дело, для меня не только аудитория: это прежде всего способ существования – и я рад, что до сих пор я не потерял ни представлений об этом способе существования, ни контактов с этой – действительно лучшей – половиной человечества. А аудитория моя гораздо шире: только небольшая часть написанного мной имеет признаки детской литературы. - Когда вы пишете, к кому вы обращаетесь? Есть ли у вас адресат?

- Нет. Книга для меня – это не конверт с письмом, которое я посылаю определенному адресату, а скорее запечатанная сургучом бутылка с запиской, которую я бросаю в море. Не факт, что бутылку эту кто-нибудь обязательно выловит. Выловят – только если повезет. Пока мне везет. Но я вполне и вполне готов к тому, что не у каждой бутылки будет такая судьба. Я часто вспоминаю принадлежащее кому-то из французов высказывание: «Мне достаточно и одного читателя. Достаточно и ни одного». - Как рождаются сказки?

- Случайно. Взгляд падает на какой-нибудь предмет – и становится понятно, что сказка готова. Остается только погрузить себя в мир этого предмета и начать думать, как, например, чайная ложка или колченогий стол… но с этим-то у меня обычно трудностей не бывает! - Как ваша специальность - лингвистическая прагматика - уживается с ролью сказочника?

- Хорошо уживается! Во мне вообще все хорошо уживается – бесконфликтно. В моем распоряжении есть просто набор разных языков, к каждому из которых я обращаюсь по отдельности… так ведь оно вообще и бывает. Если вы, например, знаете несколько языков – русский и, допустим, французский, - вам не составляет труда переключаться с первого на второй, когда этого требуют обстоятельства. При этом другой язык, другие языки терпеливо стоят в сторонке, ожидая своего часа. Так же и тут: всякому языку свое время. Время говорить по-русски и время говорить по-французски. Время писать сказки и время писать научные трактаты. Время быть ребенком и время быть взрослым.

Справка «КП»

Евгений Васильевич Клюев родился 3 января 1954 года в Калинине. Прозаик, поэт, публицист, драматург, художник.

Окончил Тверской государственный университет по специальности «Русский язык и литература». Доктор филологических наук. Специальность - лингвистическая прагматика.

В 1992 - 1993 гг. – главный редактор газеты «Миссия», в 1993 - 1996 гг. – декан факультета журналистики Российской академии образования. С 1996 года живет в Дании (Копенгаген), где работает магистром Службы интеграции в муниципалитете Баллерупа и занимается вопросами языковой политики, сохраняя связи с Россией и продолжая публиковать художественные, научные и публицистические тексты преимущественно в столичных издательствах.

Библиография

*Кто такая тишина (1990) *Риторика (1999) *Между двух стульев (Книга с тмином) (2001) *Книга теней (2001) *Царь в голове. Энциклопедия русской жизни (2002) *Речевая коммуникация. Учебное пособие для университетов и институтов (2002) *Цыпленок для супа. Психологические сказки взрослым и детям (2003) *Ужасно Скрипучая Дверь и другие люди (2004) *Сказки на всякий случай (2004) *RENYXA (2004) *Странноведение (2005) *Давайте напишем что-нибудь (2007) * Зеленая земля (2008)

Премии

* 1997 - номинирован на премию «Букер» за роман «Книга теней» * 2004 - получил премию «Серебряная Литера» в номинации «Художественная литература» (Художественная литература для детей) за книгу «Сказки на всякий случай»