Почему накануне выборов Президента Путин массово снимает губернаторов

Обсуждаем главные темы с Ильей Савельевым и Михаилом Юрьевым

Савельев:

- Добрый вечер, дорогие друзья. Меня зовут Илья Савельев. Со мной в студии сегодня Михаил Юрьев. Эта неделя принесла нам просто россыпь громких событий. Начать сегодняшнюю программу я предлагаю с тем, которые действительно животрепещущие, не общеконцептуальные, а, как говорится, прикладные, которые заботят нас как граждан РФ. Их две. Для тех, кто хочет попутешествовать, и для тех, кто хочет попутешествовать на машине. Предлагаю начать с автомобилей, а именно с того, что правительство РФ приняло решение поддержать инициативу Минфина и повысить в 2018 году акцизы на топливо на 1 рубль. Повышение будет в два этапа, по 50 копеек, с 1 января и с 1 июня. Но, что самое интересное в этой новости, вроде как компании, которые это топливо населению и продают, цены на бензин будут сдерживать. Поговаривают, что это желание не добровольное, а обусловлено неким событием, которое в 2018 году произойдет, и связано оно с нашим президентом. Хотел у вас спросить, как вы находите эту инициативу сбора денег с населения на благие патриотические цели – строительство дорог в Крыму и Калининграде?

Юрьев:

- Отнять – самое простое. У кого отнимать? В этом вопросе наш Минфин консервативен, он действует в соответствии со старинным анекдотом, что часы искать надо не там, где потерял, а там, где светлее, деньги находить там, где их легче взять, а не там, где их полезнее взять. Патриотическое оформление – это уж совсем смешно. На бытовом языке это называется перевод стрелок. Это же не мы виноваты, это Крым, Калининград, все претензии к ним. Хотя я уверен, что те ни сном, ни духом об этом не думали. Если скажут, что деньги дадут, они, естественно, против не будут, но по стилистике это все похоже на инициативу Минфина.

Сложный вопрос. С одной стороны, многие говорят: до Европы, где из-за акциза цена бензина и дизтоплива для легкового транспорта примерно 2 евро за литр, то есть на наши деньги почти 140 рублей, нам еще далеко. Их оппоненты говорят: у нас зарплаты меньше, чем в Европе. Хотя это тоже заблуждение – у кого как. Не надо преувеличивать степень зажиточности европейских рядовых граждан. Но главное, что это сравнение хромает тем, что Европа нефть практически не добывает. Нас корректнее с Америкой сравнивать, которая, как и мы, добывает нефть и газ. В Америке никаких акцизов ни на дизтопливо, ни на бензин нет. Где-то могут быть местные налоги, очень маленькие, поэтому там бензин примерно в нашу стоимость.

Савельев:

- У нас акциз, насколько я помню, это замена экспортному налогу.

Юрьев:

- Нет.

Савельев:

- А транспортный налог был…

Юрьев:

- И транспортный налог мы по-прежнему платим. Это планируется, но пока… С одной стороны, ничего особенно страшного в этом нет, и повышение на 1 рубль не так смертельно. Во всей этой истории интересно даже не это, а то, что Минфин совсем по-иезуитски начал действовать. С одной стороны, переводят, что это чисто для патриотических целей, исключительно для бедных, для несчастных. А с другой стороны, зная, что компании перед выборами будут изо всех сил стараться (по крайней мере, большие) цен не повышать. И зная, что они в любом случае будут так себя вести, Минфин думает: а мы в этот момент повысим акциз. Они не переложат это на людей, они предпочтут ужать свои доходы.

Савельев:

- Если они захотят строить больницы, они теперь будут с нас по рублю с медобслуживания забирать? Вот у нас «ВИМ-Авиа» обанкротилась. Для того чтобы создать фонд, они по 10 рублей с билета берут. На дороги – с автомобилистов, на больницы – с больных, на путешествия – с путешественников.

Юрьев:

- Ну да. По идее, это противоречит концепции налоговой системы как концепции. Ее смысл – в усреднении. Что на больницы собирают не с тех, кто болеет, а со всех, в том числе и с тех, кто не болеет. На автодороги собирают не только с автомобилистов, но и с тех, кто не ездит на машине. Таким образом, все это бремя усредняется.

Савельев:

- Жители Владивостока вряд ли поедут по крымским дорогам на своих машинах.

Юрьев:

- Главное даже не в этом. Главное в том, что если не усреднять, зачем тогда? Тогда вообще не будем собирать никаких налогов, пусть просто все будет платное, и каждый платит за себя. Налоговая система для того и придумана, в частности, чтобы этого не было. Пусть каждый платит своим полицейским. В 90-х годах очень близко к тому и было.

Савельев:

- Акцизы – это не самое страшное и не самое больное, что нас ждет впереди. Еще одна новость. Впервые с июля 2015 года нефть стоит более 59 долларов за баррель. Насколько я понимаю, для потребителей рост цен на нефть тоже сказывается, и на бензине это тоже скажется. Сколько она должна продержаться, чтобы потребитель ощутил это?

Юрьев:

- Это психологический вопрос для тех, кто принимает решение о повышении цены, то есть нефтепереработчиков, или интегрированных нефтяных компаний, которые добытчики, переработчики нефти. Я думаю, два месяца продержится, и это будет всеми сочтено, что это новая реальность. Конечно, это сказывается самым непосредственным образом на цене бензина. Что такое цена бензина? Это сумма трех факторов: цена нефти, амортизация капитальной цены самого нефтеперегонного завода и прибыль нефтепереработчиков. Нефть, конечно, основной вклад дает. Если нефть на 20% вырастет, цена бензина вниз не пойдет.

Савельев:

- Для государства хорошо, что нефть растет.

Юрьев:

- С другой стороны, если вдруг удержится нефть в районе 60, то в этом случае граждане почувствуют это очень быстро в положительном смысле. Приток денег в страну быстро почувствуется. Так же быстро или даже быстрее, как мы почувствовали в предшествующие годы, резкое сокращение притока денег в страну от экспорта нефти.

Савельев:

- То есть хоть какая-то движуха начнется. Потому что сейчас многие говорят, что в промышленности стагнация.

Юрьев:

- Ты точно высказался – какая-то начнется. Совсем не такая, какая могла бы начаться, но какая-то, конечно, начнется.

Савельев:

- Это повышение цены на нефть, по-вашему, это тренд или какой-то разовый скачок, связанный чуть ли не с ураганом в Америке?

Юрьев:

- Во-первых, никто не знает. Никакого однозначного экспертного ответа дать на это нельзя. Никто не ожидал этого, никто не предсказывал. Трудно сказать. Есть разные точки зрения. Есть точка зрения того, что цена нефти имеет понижательный тренд, и он будет доминировать в ближайшие год-полтора-два. За счет того, что в дальнейшем, а особенно когда закончится действие соглашения Саудовской Аравии с ОПЕК и с не входящими в ОПЕК странами об ограничении добычи нефти, то все кинутся в дикую конкурентную борьбу за рынки сбыта. То есть начнут максимально возможным образом наращивать добычу на уровне низких цен. Кое-кто предсказывает, что и 40-42 – это достаточно, чтобы сдерживать развитие сланцевой добычи в Америке, это вытесняет с рынка массу игроков, в первую очередь Венесуэлу (а это крупным добытчик).

Савельев:

- Это крупный добытчик, но там с технологиями такая беда, что добывают они чуть ли не лопатой.

Юрьев:

- Не в этом проблема. Добывают они совершенно нормально, там все технологии американские. Не в этом дело. Там нефть плохая. Так называемая тяжелая нефть. То есть ее и добывать дорого, и доводить до товарных кондиций дорого. Ее себестоимость обречена быть выше. Все технологии в два раза улучшатся, она тоже в два раза понизится, и все равно она будет дороже, чем у конкурентов из России или из Саудовской Аравии. Вылетят с рынка, видимо, все добытчики нефти европейские, в Северном море. Они и так сильно сократили, но вылетят совсем.

Есть другая точка зрения, которой я придерживаюсь, которая говорит, что не все так просто. Потому что, например, и Саудовская Аравия, и Россия - это две страны, которые обладают возможностью максимально нарастить добычу конвенционной нефти, у которых нет осложняющих обстоятельств в виде какой-то войны на своей территории и т.д.

Савельев:

- Конвенционная – имеется в виду…

Юрьев:

- Не сланцевая, не глубоководная, более-менее обычные месторождения. И в саудовских пустынях, и в северной тундре российской даже при очень больших инвестициях выход на значимые позиции, которые могут полностью заместить Венесуэлу, то есть миллионы баррелей в сутки дополнительные, за год не сделаешь. Есть вещи, которые просто требуют времени. Это не так долго, как, может быть, строительство газосжижающих заводов, но все равно это долго, даже если у тебя есть деньги.

Во-вторых, есть такое понятие, как мировые запасы нефти, которые регулярно публикуются. Огромную долю мировых запасов нефти составляет Венесуэла. Более того, несколько лет назад, по мере совершенствования технологий, международное энергетическое агентство, а следом за ним и частные геологические аудиторы пересмотрели очень сильно в сторону повышения общемировые имеющиеся запасы нефти, именно за счет Венесуэлы.

Савельев:

- Потому что научились технологиями добывать тяжелую нефть.

Юрьев:

- Если упрощенно сказать, то да. Однако, важно другое. Запасы нефти – это не технический, а экономический параметр. То есть имеющиеся запасы нефти, что в одной стране, что в одном месторождении, что в целом в мире, это не то количество, которое технически можно добыть, это то количество, которое можно добыть рентабельно. Потому что золото можно добывать из морской воды. Его в океане неисчислимые миллиарды тонн, но только оно будет в 100 раз дороже, чем оно стоит. Соответственно, если эта нефть становится невыгодной к добыче, она из баланса исключается. Это значит, что официальные мировые запасы нефти резко сокращаются. И как это скажется на цене? Ровно наоборот, в повышательную сторону. Я думаю, что включение венесуэльской нефти и резкое увеличение мировых извлекаемых запасов, оно и было одним из факторов того, что цена на нефть пошла вниз.

Поэтому я думаю, что ничего такого не будет. Я не вижу в мире большого количества месторождений, из которых можно очень быстро и относительно дешево начать рентабельно добывать такие количества, которые реально будут заметны на мировом рынке. Я повторяю, это (очень грубо) 1 млн. баррелей в сутки, это 1%. Это примерно 10% от добычи, что саудовской, что российской.

Савельев:

- Отвечая Игорю Ивановичу Сечину, который сказал, что нефть будет следующие год-полтора на уровне 40, вы считаете, что скорее нет?

Юрьев:

- Во-первых, это профессиональный разговор, где могут быть разные точки зрения. Сечин как глава одной из крупнейших мировых нефтяных компаний, безусловно, его мнение весомо. Но, с другой стороны, надо понимать, что он не может не быть связан и тактическими соображениями. В том смысле, что он дает понять Минфину, что если вы заранее настроились на то, чтобы начать с нас обдирать еще больше, чем сейчас, то вы как-то не стойте в низкой стойке. По крайней мере, я стою на других позициях, я считаю, что цена на нефть как минимум падать не будет.

Савельев:

- Давайте поговорим о «ВИМ-Авиа» и той ситуации, которая там сложилась. Что произошло с конкретной компанией, мы обсуждать не будем, это следствие разберется. Тут лучше выявить концепцию, которая, мне кажется, уже становится, к сожалению, таким отрицательным трендом. Потому что все говорят, что малого бизнеса в стране у нас нет. Если у тебя есть ИП и ты его ведешь, ты герой, потому что сражаешься сразу со всеми – с конкурентами, государством, налоговой.

Юрьев:

- Ну да.

Савельев:

- Средний бизнес тоже мучается и скрипит. Смотрите, банковский сектор, авиация. Что пойдет следом, даже страшно подумать. Почему-то частный большой бизнес начал с грохотом рушиться. И президент, уже не скрывая своего негодования, дает публичных…

Юрьев:

- Люлей.

Савельев:

- Да, люлей, членам правительства.

Юрьев:

- Хотя, казалось бы, они при чем?

Савельев:

- Но кто-то должен быть крайним. Крайних нашли. Это те, кто заведует транспортным цехом у нас. Что происходит, что это за тренд, почему большой бизнес начал грохаться?

Юрьев:

- В случае с «ВИМ-Авиа», поскольку мы не знаем, гипотетически можно себе представить ситуацию, что там никаких проблем не было, а они решили просто украсть часть денег из собственной кассы и свалить.

Савельев:

- Что для России тоже не редкость.

Юрьев:

- Не редкость, не изжито до конца. Тем более что со второй частью – свалить, она точно реализована. Может быть, и первая реализована.

Савельев:

- Дорожка протоптана.

Юрьев:

- Да. И потом, типа того, а почему было, чем платить за авиатопливо для самолетов, а теперь нечем? Рейсы вроде заполнены. Маловероятно. Потому что если это нормально идущий бизнес, то из кассы ты всегда можешь у себя украсть гораздо меньше, чем он в целом стоит. Зачем же тебе это нужно? Это будет какой-то странный поступок. Тем не менее, гипотетически такое себе представить можно. Хотя, например, в случае с «Трансаэро» это точно было не так, никто никуда не сваливал, все по сию пору на месте, потеряли огромный бизнес. Это точно не так в случае с наиболее яркими банковскими неудачами последнего времени.

Савельев:

- «Бинбанк» вообще сам пришел сдаваться.

Юрьев:

- Да и «Открытие» тоже ни от кого не бегал и не бегает, готовы нести свою часть ответственности. Там точно никаких элементов заговора не просматривается.

Савельев:

- Значит, дело в другом.

Юрьев:

- Похоже, дело в чем-то системном.

Савельев:

- То, что сегодня сказал президент. Что если все компании соответствуют государственным критериям, но при этом они рушатся, как карточный домик, что же за цена вашим критериям?

Юрьев:

- Это правда. Именно как критика самих министерств и ведомств. Если ты ведешь мониторинг подведомственных тебе компаний с точки зрения того, хорошо ли они себя на плаву чувствуют, то твой мониторинг имеет хоть какой-то смысл только тогда, когда он заранее дает. Если ты ведешь мониторинг, на плаву ли корабли, по тому принципу, что если пузыри пошли, значит, утонул, то ты можешь и не вести его, и без тебя потом разберутся. Желательно, это приходило бы, когда можно еще что-то сделать.

Но если говорить в целом… Я вычленю один из элементов. Я не утверждаю, что он главный. Бесспорным является то, что работать на нашем рынке стало несоизмеримо тяжелее, практически на всех рынках.

Савельев:

- Куда уж еще-то?

Юрьев:

- И до этого было нелегко. Но все дело в том, что до этого было нелегко по причинам внеэкономическим. То есть слишком сильное налоговое бремя. Налогов и сборов. Сами налоги в узком смысле у нас небольшие, а вот налоги вместе со сборами у нас высокие. Внеэкономическое административное давление властей, в основном местных, поборы со стороны криминала. Все эти вещи важны для бизнеса, но они не относятся к сфере экономики напрямую. А сами рынки были хорошие, народ всё покупал. Ты понимал, что физически заработать можно, просто мало что тебе останется из этого, после того как на тебя, одного с сошкой, налетят семеро с ложкой, но на рынках работать было можно. А вот когда обрушилась цена на нефть, то есть сузились рынки, на падающем или стагнирующем рынке работать сильно тяжелее. Это само по себе везде так, такова циклическая природа капитализма.

Один из факторов. Не знаю, насколько велик его вклад, но уверен, что очень велик. Мы с тобой, с Мишей, с Толей Кузичевым говорили об этом на протяжении многих лет. Что если бизнес-элита, которая выбилась в люди, она состоялась, и от нее в большой степени зависит ситуация, если она выбилась не по критериям того, кто лучше умеет работать на рынках, а по каким-то даже объективным, но другим критериям, то ты должен быть готов, что на рынке она умеет работать плохо. Если чемпиона мира по шахматам ты отбираешь совершенно объективно – с фиксацией, с протоколами, без всяких переходов на личности, но по каким-то другим критериям, например, по тому, как он умеет морды бить или водку пить, то ты должен быть готов, что в шахматы он будет играть не очень хорошо, он будет другое хорошо делать. Если у тебя наиболее крутые представители бизнес-сообщества, которые контролируют наибольшие активы, стали таковыми не за счет того, что они очень хорошо умеют работать на рынке, а за счет своего пиратства, то есть за счет того, что они умеют либо хорошо договариваться с чиновниками, либо хорошо умеют отжимать у других предпринимателей, либо еще что-то, то ты должен быть готов. Мы говорили много раз, что неправильно проведенная приватизация и вообще неправильная бизнес-атмосфера 90-х и первой половины 2000-х годов эпохи слабой государственности, она имеет минусы не только в том, что это несправедливо было, что на фундаменте несправедливости нельзя построить устойчивое здание, а еще и потому, что у тебя те, кого ты таким способом отобрал, ни к чему не годны. Ведь самое главное достоинство – что он отбирает наиболее приспособленных особей. Как естественный дарвиновский отбор – жестоко, но эффективно. А если у него и этого нет, если он отбирает, но не по тем критериям, которые помогут ему выжить в дальнейшем на меняющихся, в частности, падающих рынках, так что же ты хочешь? Тогда, как говорится, вас предупреждали, вы предпочли не слушать.

Савельев:

- К сожалению, на этом падающем рынке государственная машина не может так быстро перестроиться и включить какие-то механизмы помощи, кроме как просто дотировать, выкупать долги и т.д.

Юрьев:

- Начать с того, что на падающем рынке у государства тоже денег становится меньше.

Савельев:

- Сейчас ситуация идет к тому, что летать мы будем «Аэрофлотом», деньги хранить в Сбербанке и т.д. То есть всех нас сейчас жизнь загоняет в госмонополии.

Юрьев:

- Это правда. Если госмонополию на банковский сектор я считаю вещью крайне полезной… Еще раз повторю свою позицию. Не потому, что не будут воровать, брать взятки и т.д. в госбанках. Будут. Их проще контролировать, но это тоже непростая задача. Просто им можно приказать инструктивным письмом, без всякого валютного регулирования, все активы тратить только на кредитование, запрещаем зарабатывать на спекуляции валютой. Но самое главное, что для молодых и не очень молодых людей, которые будут входить в бизнес, их активность будет направляться не в финансовый сектор, а исключительно в реальный сектор. И это, на мой взгляд, ценность, которая позволит России совершить рывок в экономике.

Савельев:

- У нас на связи Дмитрий. Откуда вы дозвонились?

- Из Москвы. Возвращаясь к вопросу о банках. Почему бы не разделить банки на инвестиционные и коммерческие, как в свое время в США?

Юрьев:

- Я вам больше скажу. В США это неоднократно было. Сначала при Рузвельте их разделили, запретив одним заниматься сферой других, а потом то ли при Буше, то ли при Обаме это было частично отменено. Сейчас собираются опять разделить.

Дмитрий:

- При этом изменить сущность. Сейчас есть такое понятие, как инвестбанк. Сейчас инвестбанк организует привлечение капитала, консультирует, оказывает брокерские услуги. Законодательно разделить их таким образом, чтобы коммерческие получили разрешение на те же виды деятельности, что и сейчас, а инвестиционным будут разрешены только инвестиции в реальный сектор. Соответственно, для этих банков будут разные ставки рефинансирования. Инвестбанки должны будут получать деньги на значительно лучших условиях. И приравнять выход инвестбанка на финансовый рынок к воровству. И разницу между ставками для инвестбанка и коммерческого банка держать на таком уровне, чтобы банкам было выгодно идти в рынок кредитования реального сектора. Насколько это реально?

Юрьев:

- Я со стратегией категорически не согласен. Мне кажется, что она происходит из-за того, что вы не до конца понимаете, что такое инвестбанк. Инвестбанк это вовсе не банк, который дает деньги в том или ином виде или организует деньги для предприятия, для его хозяйственной деятельности. Это не так. Инвестбанк это банк, который работает с фондовым рынком. В первую очередь основной вид активности для инвестбанка – это сбор средств для андеррайтинга, то есть для размещения с гарантированным выкупом акций при первичном или вторичном размещении на бирже. Или это банк, который организовывает синдицированный облигационный выпуск. То есть это банки, которые обслуживают даже не столько сами предприятия, сколько фондовый рынок. Преференции, которые вы предлагаете дать инвестиционным банкам (если называть словом «инвестиционный банк» то, что им называется по факту, а не то, что вы в это вкладываете), можно, в том случае, если авторы такой концепции считают, что фондовый рынок надо всячески развивать. Я лично отношусь к тем людям, которые считают, что фондовый рынок давно стал пузырем во всем мире, особенно в США, он практически не выполняет тех функций, ради которых он исторически создавался, то есть функции перетока капитала из менее рентабельных в более рентабельные сферы. А в основном это просто большое казино. Я считаю, что это пузырь. Я считаю, если Россия хочет на этом вираже истории на рыночной основе догнать, а то и обойти западные страны, то одним из главных компонентов этого должно быть, что она не должна повторять ошибку и не создавать у себя пузырь. По крайней мере, не способствовать тому, чтобы он создавался из фондового рынка.

Если же продолжить вашу мысль и говорить не про инвестиционные банки как юридический термин, а ввести новый термин, то есть банки, которые занимаются исключительно инвестиционной или полуинвестиционной деятельностью. Но это можно обдумывать, это легко сделать и в пределах одного банка. Задача у нас заключается не в том, чтобы банки кредитовали предприятия. Пусть кредитуют, кого хотят, пусть просто кредитуют, а не тратят все деньги на спекуляции на валютном рынке. Одно это уже даст колоссальный эффект, на мой взгляд.

Савельев:

- Зачитаю сообщение. Продолжают тему банков. Мне очень нравится название банка «Открытие». Предлагают – «Открывашка». Спрашивают: «А что, в «Открывашке» нет заговора? Михаил Зиновьевич, триллион на закрытие дыры блатного банка Набиуллиной, и нет заговора. Если бы у «Открывашки» отозвали лицензию, как у «Югры», тогда заговора бы точно не было. Есть мнение, что вся банковская система РФ – большой пузырь кредитования».

Юрьев:

- Олег, который это пишет, не понимает, видимо, что когда он пишет такие вещи, он просто демонстрирует (по крайней мере, для тех, кто в этом что-то понимает)… По сути дела, такие письма – это просто чистосердечное признание: я ни хрена не понимаю в этом. Не понимаешь? Ничего страшного, наверное, в чем-то другом понимаешь. Но зачем же тогда с таким апломбом писать?

Вот он, например, говорит «блатной банк Набиуллиной». Я прекрасно знаю лично Набиуллину, лично Минца, вообще из этого мира. Я ни от кого никогда не слышал, чтобы именно «Открытие» был блатным или вообще каким-либо образом связано с Набиуллиной. Но Олег, видимо, лучше знает, у него, наверное, более глубокие, чем у меня, источники информации.

Что касается того, если бы отозвали лицензию. Когда вы отзываете у банка лицензию, это означает конец его деятельности. Это значит, что надо компенсировать, фиксировать убытки. Санация направлена именно на то, чтобы попытаться его спасти. Потому что убытки либо понесет бизнес, в котором вкладчики – и физические лица, у которых вклады больше 1 млн. 400 тыс., либо их понесет государство. В этом смысле любой бизнес лучше спасти. Я был, например, категорически против, когда государство приняло решение «Трансаэро» закрыть, а не пытаться спасти, хотя там была схема. Другое дело, что это надо делать не в пользу бывшего владельца, а в пользу тех, кто спасает в финансовом смысле. Вот и вся причина, почему объявляют санацию, а не сразу отзыв лицензии. И я абсолютно согласен с таким подходом.

Савельев:

- Мы продолжаем обсуждать события прошедшей недели. Красной нитью идет внутренняя ситуация, слава богу, на внешнем фронте у нас все более-менее неплохо. И вот вам викторина. Фамилии: Абдулатипов, Кошин, Меркушкин, Шанцев, Толоконский. Что объединяет этих людей? Все они стали несколько свободней. Зачем Путин снимает их? Версий много. Говорят, обновляет губернаторский состав в плане возраста, что хочет новых технократов и так далее. Вы что думаете?

Юрьев:

- Я думаю, тут несколько факторов. Во-первых, что им, вечно сидеть, что ли? Я понимаю, что если губернатора назначили полгода назад и уже сняли, то это резонный вопрос. Для этого могут быть серьезные причины, может, нет, но понятно, что вопрос есть. Если губернатор уже давно сидит, то сам по себе вопрос, почему его меняют, он не очень…

Савельев:

- Вы так сказали опасно: «губернатор давно сидит». Для нашей страны это опасно. Двусмыслица.

Юрьев:

- Теперь это уже не невозможно. Вот, например, почему сняли Меркушкина? Почему – вопрос отдельный, но в Самаре чуть ли не народные гулянья, праздник в городе просто.

Савельев:

- Как в Севастополе при присоединении.

Юрьев:

- Почти так.

Ни про одного из губернаторов, которых сняли, нельзя сказать, допустим, в частной беседе ни у кого не возникает, слушай, ну, этого-то почему? Он же из лучших! Нет такого.

Савельев:

- У меня только по поводу Шанцева было.

Юрьев:

- Давайте я скажу уклончиво, чтобы не переходить на личности. Я не хочу, чтобы на меня в суд потом подавали, что я принес ущерб деловой репутации. На хрена мне это надо?

Савельев:

- Ушедшего губернатора.

Юрьев:

- Просто физического лица. Смотрите, я ничего не могу сказать… Давайте я уклончиво скажу… У нас в Москве есть консенсус сложился практически и среди населения, и среди в блогосфере, в медиа и везде относительно того, как оценивать лужковский период пятнадцатилетний в руководстве Москвой. И, как вы догадываетесь, оценка эта не очень положительная.

Савельев:

- Я могу от себя сказать, не боясь ничего, что когда был Лужков, было ощущение, что мы живем в Бомбее, а не в столице России.

Юрьев:

- Я с тобой согласен, но слово «Бомбей» у меня вызывает другой ассоциативный ряд. Идя по улицам, казалось, что они после бомбежки. Разбомбей просто.

Так вот. Все эти годы Шанцев был первым вице-мэром. Ну, конечно, может, он тщательно маскировал свое умение сверхруководителя, которое проявилось в Нижнем Новгороде, ну, может быть. Не знаю.

Само по себе это нормально. Судите по-другому. У нас есть губернаторы, которые являются очень сильными. Например Артамонов в Калуге, Савченко в Белгороде. Их несколько человек таких. Вот смотрите, вот эти двое, которых я назвал, в возрастном смысле они очень возрастные. Классово, как раньше говорили, они, безусловно, чужды нынешней кремлевской организации. Оба бывшие секретари обкомов КПСС. Тем не менее, никаких идей, чтобы их менять, нет. Более того, они сами беседовали с президентом, говоря о том, что, ну, как бы мы секрет вечной молодости не открыли, придется уходить. Он: а вы как мыслите? Ну, хорошо бы, конечно, мы подготовили бы преемников, а вы бы на них посмотрели. Давайте, у вас все хорошо, нет вопросов.

Но эти области явно… Вот в Дагестане, вот как сказать вам? Вот есть уровень, который был в Чечне до умиротворения, уровень гражданской войны, а вот следующий в мягкую сторону, вот… Или не доходя до этого предыдущая ситуация в Дагестане практически имеет место.

Савельев:

- Нестабильная.

Юрьев:

- Какая там стабильная? Кланы со своими гвардиями незаконными. В этом смысле удивляться, почему отстранили губернатора, полноте, друзья. Как-то да.

Савельев:

- Преемнику я вообще не позавидую. Абдулатипова.

Юрьев:

- А нормально. Туда же собираются, по крайней мере, если верить СМИ, первого зама Росгвардии Меликова. Он наполовину лезгин, а это один из крупных дагестанских народов, в этом случае никто не будет жаловаться, что русский. Может, и на русского не стали бы жаловаться, но в том смысле, что решили, пусть так будет соблюдено. А Росгвардия – организация серьезная. Я не знаком с этим Меликовым, но я хорошо знаю Виктора Золотова, главу Росгвардии. И если считать, что подбирал он, а насколько я знаю, это так, то, думаю, Меликов серьезный мэн. И я вот не позавидую кланам. И Росгвардия поможет своему-то.

С другой стороны, это же совершенно очевидно. Президент готовит бульон, тот пул, из которого можно будет потом отбирать, неважно, каким способом, реального или всенародного обсуждения, что маловероятно. Я, как вы знаете, противник демократии. Я считаю, что население сейчас не способно, да его не очень это интересует. Или лично отобрать. Было бы из кого отбирать. Кто годен, кто нет. В этом смысле, когда говорят, что ставят молодых технократов, да, так и нужно. Ставят, посмотрят, у кого-то получится, у кого-то не получится.

Например, до этого многие говорили, что вот готовят в качестве преемника чуть ли не самому президенту тульского губернатора Дюмина. Готовят или не готовят, не знаю. Тоже слышал, что готовят, но это что решит президент, тоже никто не знает. Возникает другой вопрос: если готовят президента или премьера, не знаю, возникает вопрос: он был сначала в службе безопасности президента, потом первым заместителем министра обороны, где особенно отличился, что создал спецвойска, по сути дела. И возникает вопрос: его можно было, конечно, назначить и прямо с поста, сделать губернатором или даже президентом или премьером с поста первого заместителя министра. Вопрос только в том, что это же публично политические позиции. Там надо уметь проводить выборы, выбираться на них, причем, желательно с 75% проголосовавших реально за тебя, не за счет приписок. Делать это без скандалов. Желательно уметь работать с населением, разговаривать с народом. Ну, обычный типовой заместитель министра обороны этого делать не умеет. Ему это не нужно. С каким народом? Он умеет разговаривать на армейском языке со своими подчиненными и слава богу.

Это обкатка в условиях, приближенных к боевым. Я в этом ничего, кроме хорошего, не вижу. И вопрос о том, каким способом среди них дальше будут отбираться, повторяю, чисто демократическим или аппаратным, не имеет никакого значения. Было бы через кого выбирать. И из кого.

Савельев:

- Насколько я понимаю, уже видна концепция работы кадровой службы.

Юрьев:

- Явно видно, что какая-то кадровая служба есть, а не кто последний забежал с президентом со слезной просьбой за хорошего паренька. Да, безусловно, это так. Единственное, что вот молодость. Я противник слишком молодых, но сорок лет – какая это молодость?

Савельев:

- Рустам Расулов нам пишет: Тулеев тоже возрастной губернатор. Но его же не сняли. Значит, дело не в возрасте.

Дело, действительно, не в возрасте. Здесь другие критерии. И про Тулеева – там есть нюансы. В частности, его болезнь, к сожалению. Поэтому, думаю, ситуация, назовем ее эксклюзивной.

Юрьев:

- Потом, про Савченко и про Артамонова я говорил о том, что они ничуть не менее возрастные, поэтому, мне кажется, Рустам нас не очень внимательно слушал.

Савельев:

- Перейдем к следующей теме. Когда вы ее предложили с Михаилом Леонтьевым, я был не очень воодушевлен. Мне казалось, о чем тут говорить? Тема достаточно узко специальная. Премьер-министр России Дмитрий Медведев на заседании правительства представил нового главу РАН Александра Сергеева, который был накануне утвержден на этот пост указом президента России. Насколько я успел углубиться, почему-то многие пишут в интернете, что эта должность, которая ему досталась, она досталась ему в результате протестного голосования. Дескать, кремлевские элиты хотели поставить своего человека, но вот народ ученый сплотился и проголосовал против. Как пишут, Александр Сергеев выступает за откат в реформах, против многих позиций этих реформ и так далее.

Юрьев:

- Фактическая сторона крайне проста. Академия наук с момента своего создания, как и в других странах, была сугубо общественной организацией. Общественный характер ее определялся тем, что все должностные лица Академии наук избираются самими членами, новые члены избираются самими членами. Государство неформально, конечно, как-то может… И в советское время как-то влезало, но очень не сильно и соблюдая рамки, что вполне хорошо и правильно, за исключением того, что общественная организация хорошо, когда распоряжается своими общественными деньгами. И имуществом. Когда самоуправляемая общественная организация начинает распоряжаться государственными, то есть, нашими с вами деньгами, это глубоко неправильно. И это привлекло внимание государства в какой-то момент. А она распоряжалась, потому что деньги, выделяемые на Академию наук, а это очень немаленькие деньги, они распределялись в большой степени самой Академией. Естественно, это приводило к… Понятно, к чем приводило. Еще великий наш баснописец сказал: кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Но это ровно имело место быть не потому, что академики какие-то вот исчадие ада и порождение сатаны. Все люди такие и никак по-другому быть не может. Если взять любую группу из ста человек, хоть почти святых отбери, дать ей право распределять какие-то большие деньги, то можете не сомневаться, что львиная доля после первого же года окажется в распоряжении этих ста человек. Уже не как принимающих решения, а как получателей денег. И не обязательно себе в карман, может, для работы. Я не имею в виду какие-то низменные вещи.

Это неправильно. И в этом смысле я двумя руками поддерживаю саму концепцию о том, что у академиков необходимо было категорически отобрать это право. Больше того, когда академики говорили, что вот в советское время, это все лицемерие. Потому что наша фундаментальная наука, а Академия наук только ею и занимается, она в советское время была не убогая, это не уровень Зимбабве, но она очень сильно отставала от передовых западных стран, в первую очередь, от Америки. Еще раз повторю: фундаментальная наука. Есть прикладная наука, например, создание сверхзвукового конкретного бомбардировщика. Можно считать это наукой, можно инженерией и техникой. Это неважно. Я сейчас говорю о фундаментальной науке, которая исследует законы развития материи, Вселенной. И говорить Академии наук, а где у вас практический выхлоп, его там впрямую и не должно быть. Потому что те, кто занимается практическими выхлопами, они в других ведомствах должны находиться.

Но суть не в этом. Да, у нас были и нобелевские лауреаты, но их было очень мало по сравнению с теми же американцами. И даже если считать, что половина американских получили свои нобелевские премии несправедливо, то даже вторая половина все равно была многократно больше при примерно равном тогда населении. И при сравнимом размере экономики. И говорить о каких-то фантастических успехах российской фундаментальной науки – это просто обман народа, который не может сам иметь мнения на эту тему. Это даже если говорить про физику, где мы были на передовых позициях по сравнению с другими науками. В биологии, в науке о жизни, как сейчас в Америке говорят, ну, мы отставали гораздо сильнее и вообще никогда в жизни не приближались работами ни одной лаборатории близко к первому мировому уровню.

Безусловно, эту реформу надо было делать. Но хотели как лучше, а получилось как всегда. Реформу сделали такую и так, что лечение оказалось не сильно лучшее, а ученые, такие как Сергеев, считают, что и хуже болезни. И возразить я ему не могу. Похоже на то.

Савельев:

- То есть, это было не протестное голосование, а, скорее, адекватное.

Юрьев:

- Это было протестное голосование не только и не столько против этой реформы. Зачем это скрывать? Есть Михаил Валентинович Ковальчук, член-корреспондент, который глава Курчатовского научного центра атомной энергии. Человек, очень близкий к нашему президенту. И, к тому же, брат Юрия Валентиновича Ковальчука, одного из наших олигархов путинского призыва. Я не имею в виду ничего ни хорошего, ни плохого. Я с ним никогда практически не пересекался и своего мнения не имею.

Но важно, что это люди не без влияния вне научной сфере. И когда говорят о протестном голосовании, имеют в виду, что те пытались провести своих кандидатов, а научный люд их не поддержал, в том числе, и по вопросу отношения к этой реформе.

Это канва. Все это нас интересует крайне мало. Вопрос: как управлять наукой – это вопрос очень серьезный. Повторюсь, давать людям, которые сами себя выбирают, право распоряжаться государственными деньгами, я считаю, что все, после этого надо распускать государство и расходиться по домам.

Савельев:

- Тем более в той сфере, в которой государство проконтролировать ничего толком не может.

Юрьев:

- Очень правильно говоришь. Когда речь идет о создании новых образцов оружия, мы посмотрим на испытаниях. А здесь что смотреть? Что ты проконтролируешь?

Савельев:

- Вселенная расширяется. Можно кивнуть и сказать, ну, хорошо.

Юрьев:

- Важно, что вопрос этот однозначно назрел, но как его решать?

Мы все понимаем, что первенство в науке – одно из главных компонентов фундамента и элементов американского мирового лидерства, как они сами говорят. Или господства, как говорим мы.

Савельев:

- А это так?

Юрьев:

- Это так.

Савельев:

- Если наши российские ученые, например, докажут, что Вселенная расширяется, допустим? Я сейчас условно говорю. Как это может сказаться…

Юрьев:

- Вроде и так так считается. Смотри.

Савельев:

- Как это скажется?

Юрьев:

- Не надо доводить до абсурда. Одно открытие никак не скажется. Но ты затронул очень важную тему. Зачем вообще даже не государству, зачем стране развитая фундаментальная наука? Вопрос очень непростой. И, главное, в ответе на него будет заложено, какую политику проводить. В советское время говорилось: наука – производительная сила. Фактор конкурентоспособности. Производительная в части экономики или производительная деструктивная в части военных применений – это в данном случае неважно. Если у тебя развита фундаментальная наука, то у тебя будет и прикладная более развитая. Допустим так. Но тогда возникает вопрос: в прикладной науке ты можешь засекретить, запатентовать и тем самым свое лидерство перевести в фору. Каким способом ты можешь за собой закрепить права на открытие с момента, как ты сделал открытие, у тебя в стране сделали его, опубликовали. И оно является всеобщим достоянием. Это просто новое знание. Как и по всему миру, так и у тебя в стране.

По сути дела, каким способом ты вкладывал бы деньги в научно-исследовательские разработки в своей компании, если бы не существовало патентного права? И возможности засекретить. Как бы ты это делал? Идите вы тогда подальше! Никакого смысла делать этого нет.

Это один из нерешенных вопросов. Другой вопрос, который необходимо решать. Наши ученые в целом очень космополитичны. И это не потому, что они ужасные, а просто потому, что они живут в мире, изначально с того времени, когда они студенты, в котором основной центр науки всех видов естественных наук, увы, находится в США, а не в Российской Федерации. Они очень космополитичны. Им важно мировое признание, важно публиковаться в иностранных журналах. Им важно, чтобы их знали коллеги по миру. Просто знали. Это сугубо такая платоническая мотивация, но, тем не менее. А с государственным целями это все очень мало вяжется. В этом смысле университеты, которые готовят кадры для нашей фундаментальной науки, давайте назовем вещи своими именами, они являются кузницей кадров для американской фундаментальной науки. И тратить на это государственные деньги… Я не говорю, что всем все сразу запретить, но тогда о каком резком увеличении финансирования можно говорить? Это же прорва. Финансировать Америку? Спасибо. Сосите сами эту гадость.

Здесь есть большие вопросы. Я думаю, нам надо как-нибудь посвятить этому отдельную большую часть передачи, когда будет какая-то готовность, судя по нашим форумам. Особенно в «Главтеме» очень активно идет дискуссия.

Савельев:

- Я бы подключил кого-то из Академии наук, чтобы услышать и ту сторону тоже. Вопрос интересный. Насколько целесообразно, а мы этого делать не может, вкладывать деньги в фундаментальную…

Юрьев:

- Те - заинтересованная сторона. Самая наименее интересная в любом диспуте – заслушивать заинтересованную сторону. Ты заранее знаешь, что она скажет. Точнее, не знаешь, что скажет, но знаешь, в каком направлении.

Я сам из Академии наук. У меня там много знакомых осталось.

Вопрос не просты. Ответы крайне не очевидны. И перед тем, как совсем уж судить нашу власть за то, что реформу сделали не по делу, надо помнить, что делать ее надо было, необходимо как-то. И второе – сделали неправильно. А как правильно, никто не знает.

Американцы в этом смысле, у них организация фундаментальной науки, я неоднократно говорил о замедлившемся прогрессе, она тоже крайне неэффективна. Они берут не умением, а числом, ставя с ног на голову суворовское определение. Просто наваливаются. Там, где у нас работает 50 лабораторий, у них 15 тысяч. Конечно, можно, но это не так, как нужно делать в эффективном государстве.

Савельев:

- И как самый популярный английский футбольный чемпионат: они просто скупают по миру самых талантливых футболистов и в данном случае ученых.

Эту тему мы ставим на паузу, она достаточно интересная и дискуссионная.

Юрьев:

- Если кто-то на эту тему откроет специальный форум в виде блога, ветку в «Главтеме.рф», то я буду активнейшим образом участвовать. Торжественное обещание даю. Мне это интересно.

Савельев:

- Предлагаю обсудить еще одну полутему, потому что она далековата от России. Выборы в Германии.

Юрьев:

- Сейчас далековата, а перед Первой мировой войной мы, между прочим, граничили. Кстати, да. И в 41-м году тоже.

Савельев:

- Не то, что граничили, там…

Юрьев:

- Просто граничили физически.

Савельев:

- Построили границу посреди этой Германии.

Юрьев:

- Это потом. А я имею в виду перед войной.

Савельев:

- А дело кончилось просто Стеной.

Юрьев:

- И правильно. Я сторонник стен. Как и Трамп, как Турция. Эрдоган тоже теперь на границе с Сирией, правда, забор строит, но страна победнее, вместо стены забор. Суть та же.

Савельев:

- Еще бы мужика с берданкой поставить.

Юрьев:

- Нет, там автоматизированная огнеметная турель. Такие в Америке для охраны домой продаются.

Савельев:

- А как она определит, если вы вернулись за ключами?

Юрьев:

- Ты сам? Если ты знаешь, что она активирована, ты не полезешь в нее.

Савельев:

- Да. И в субботу вечером пьяным домой лучше не возвращаться.

Выборы в Германии. Многие в СМИ говорят, что это поворотный момент в истории страны. Партия Ангелы Меркель в очередной раз одержала победы, но за последние 50-60 лет это самая провальная победа Ангелы Меркель. Но самое интересное, успех националистов, которые прорвались в бундестаг, с казали, что спуску Ангеле Меркель в этот раз мы не дадим. Но, самое интересное, на каких территориях одержала победу эта альтернатива для Германии? Это же все бывшие ближайшие наши территории, которые по нашу сторону Стены находились. Что вы думаете по поводу итогов этих выборов?

Юрьев:

- Да. Это совсем неинтересно, мне кажется, потому что Германия не является самостоятельным субъектом большой игры. Это доминион или протекторат США, как и все европейские страны. Не колония, конечно. Доминион. Самоуправляемая, но зависимая во внешней политике территория. И в этом смысле пока Америка с нами не дружит, они тоже не могут с нами дружить. И пока Америка не рассталась реально, а не на уровне трамповских лозунгов с глобалистским подходом, а она не может расстаться, это неинтересно. Но вот то, что резко растет пусть и не до уровня формальной победы настрой против этого – интересно. И, конечно, интересно то, что на территории бывшей ГДР результаты альтернативы для Германии и социалистов, то есть, бывших коммунистов ГДР намного выше, чем в целом по Германии.

Подумайте, это была наша зависимая территория. Получается, как бы она была нашей колонией, так же как сейчас ФРГ является американской. Мы не лезли в их внутренние дела, но они должны были оставаться социалистическими, хотя со своей спецификой, что имело место быть. Координировали работу спецслужбы, оборонные ведомства и так далее. Тем более они проиграли нам в Великой отечественной войне. Мы стояли на их территории. Мы изнасиловали миллион немок, или кто там, либералы-мерзота пишет там. Причем, изнасиловали именно там, в западной Германии-то мы не стояли. Всех, кого изнасиловали, на территории будущей ГДР. И это в кавычках. И это не имеет все значения. Важно, что они должны нас ненавидеть гораздо больше, чем Украина или Прибалтика. А они не просто голосуют против Меркель. У них одна из основных повесток, альтернативы для Германии, именно в ГДР было категорическое прекращение санкций и восстановление отношений с Россией. Это крайне удивительно. Почему там нет ненависти, хотя должна бы быть по всему здравому смыслу? А на Украине, где ее не должно было быть, по крайней мере, в центральной Украине, хрен с западной, она есть?

Савельев:

- У вас есть ответ на этот вопрос?

Юрьев:

- У меня есть только предположение. Разные нации имеют разное качество человеческого материала. Немцы исторически, безусловно, великий народ. Другое дело, что 70 лет американской оккупации, начиная с 40-х годов и глобалистского влияния очень сильно снизили степень его величия. Посмотрите времена расцвета квантовой механики и ядерной физики первой половины двадцатого века – две трети имен немецкие фамилии. Посмотрите на писателей и поэтов, начиная с Гете и дальше. Посмотрите на композиторов.

Савельев:

- Это великая нация.

Юрьев:

- Только не в последние 70 лет. Но, тем не менее, в генах это величие остается.

Савельев:

- Пробуждается.

Юрьев:

- Вот, видимо, как-то остается. У нас же тоже деморализация 90-х годов, казалось бы, ничего от величия русской нации не осталось, оказывается, в глубине живет. Мы пока еще не знаем, по каким механизмам, но видим точно, что это существует. В отличие от некоторых других наций, не хочу, чтобы меня в экстремисты записали, которые никогда не были великими и, наверное, никогда не будут. И в этом смысле как бы это величие проявляется в серьезной сопротивляемости чужим влияниям и так далее. С немцами бы вместе идти по жизни, да, у западной части, у большой части восточной очень сильно мозги загажены враждебной пропагандой, но, видимо, их можно исправить. Не буду оригинален, но это было долгое время – одна из целей стратегических российской внешней политики еще в царское время. Видимо, если мы исторической перспективе станем союзниками с немцами, это будет хорошо и правильно.

Савельев:

- И «Третью империю» вспомним. Там тоже было это написано.

Как и обещали. Давайте звоночки. Александр!

- Здравствуйте! Я друг Дмитрия Демушкина. В России сейчас очень сильно задавливаются правые партии. Мы создавали ДПНИ против эмиграции, партию «Русские». В случае, если этот барьер будет снят, насколько Михаил Зиновьевич проглозирует успех правых партий в России? Относительно немцев не хочу говорить про национал-социализм, но реально ли что-то близкое в России, потому что мигранты нам не то, чтобы не нужны, но они уже явно опасны.

Юрьев:

- Сразу вам скажу, что к национал-социализму, к нацизму во всех его проявлениях, говорю это не для отмазы, а реально, отношусь хуже некуда, в том числе, и к русскому национал-социализму. Считаю себя русским патриотом, но категорически не приемлю никаких даже намеков на нацизм.

Эмигрантов нужно резко сворачивать. Их количество и роль. Тем более, мы видим «положительные» не в одних, а в пяти кавычках пример Европы. Но для этого совершенно необязательно объявлять национал-социализм, совершенно необязательно их преследовать и уж точно не обязательно охотиться на них, как делали многие, увы, из молодых и не очень молодых людей, которые разделяли эти идеи.

Я считаю, что одна из причин, не единственная, я прекрасно понимаю и разделяю те соображения власти, по которым ограничивали и ограничивают партии, которые заявляют о своем русском национализме. Даже если они говорят, что это умеренно. Просто потому, что, к сожалению, пока те, кто выступает за российский национальный интерес в этом аспекте, в основном они, все-таки, что бы они не говорили вслух, я тоже кое-кого знаю, имел частные беседы, они, конечно, очень склонны к нацизму. Я думаю, что партии, которые стоят на базе национальных интересов, но не этнических, они в России обречены на успех. А то, что… Я говорю про успех исторический. И успех на выборах меня, как противника демократии, вообще мало интересует. И я даже думать об этом не хочу.

Повторяю, вопрос эмиграции – это конкретный управленческий вопрос и никаких идеологических объяснений для него не нужно. И без того чисто в сфере экономики и социальной сфере аргументов более чем достаточно.

Савельев:

- Добавлю, этнический национализм в России априори невозможен, потому что у нас многонациональная страна.

Юрьев:

- К сожалению, возможен. Процитирую слова Спасителя: «Широки ворота, ведущие в погибель». Это всегда так.

Савельев:

- Это тогда уже будет не эта страна.

Юрьев:

- Согласен. Германия 30-х тоже стала другой Германией по сравнению с предыдущими десятилетиями. И кого это смущало?

Савельев:

- У нас на связи Александр.

- Здравствуйте! Михаил Зиновьевич, вы в свое время, поднимался вопрос. Центробанк России – он где у нас зарегистрирован? Какая-то информация есть, что вроде бы не в России.

Юрьев:

- Нет, он зарегистрирован, конечно, в России. Это смешно! Я понимаю суть вашего вопроса. Речь идет не о самом Центральном банке, а о счетах Центробанка, на которых хранится золотовалютный резерв или валютный компонент, точнее, золотовалютных резервов, но он основной. Золото, конечно, физически хранится в хранилищах. У нас.

Действительно, все доллары находятся на корсчетах Bank of New York. А все евро за корсчетах ЦБ во Франкфурте. Но это не измена. Просто такова технология функционирования современной системы. Доллары ни у кого, даже у ближайшего союзника, даже у Великобритании, не могут находиться, потому что доллары – это запись на корсчет в американском банке. В этом смысле у любого центрального или не центрального банка в мире, у которого есть рубли безналичные, они тоже все являются не более чем записью на корсчету ЦБ в Москве.

Но другое дело, я с вами соглашусь, что это все равно уязвимость, потому что хорошо, да, по-другому быть не может. Но это нисколько не помешает в случае обострения американцам взять и заморозить временно, конечно, вплоть до восстановления у нас демократии и прав геев, но нет ничего более постоянного, чем временное. Поэтому я сторонник того, чтобы как можно сильнее снижать долю валютной компоненты в наших резервах. Но это и делается. У нас золота уже 1800 тонн.

Савельев:

- И мы в первой тройке пор золотовалютным запасам.

Юрьев:

- По золотым мы вместе с Китаем являемся странами с наиболее быстро растущим собственным золотым запасом. Он продолжает расти. Это идет.

Савельев:

- И в этом смысле мы можем спать спокойно. Спасибо, что сегодня были с нами. Прощаемся до следующего четверга.