Пойдет ли теперь Белоруссия к России или продолжит играть в «многовекторность»
.
Фото: REUTERS
В последние годы Белоруссия скорее подчеркивала «многовекторность» своей внешней политики, чем приверженность к реальному союзу с Россией. Изменится ли что-то теперь, когда Лукашенко столкнулся с жесткой обструкцией со стороны Запада?
Своим видением ситуации с kp.ru поделился научный сотрудник Института славяноведения РАН, политолог Олег Неменский.
– Именно Москва протянула Лукашенко руку помощи в трудную минуту. Прежние обиды забыты?
– В последние годы, действительно, между Минском и Москвой не было конца всевозможным торговым войнам и спорам о ценах на энергоносители. Не говоря уж об обвинениях в адрес Москвы, с которыми Лукашенко выступил накануне выборов. Но сейчас, когда обстановка драматически изменилась, Минск опять «повернул» в сторону России.
– Так, может, это станет постоянным курсом?
– Белоруссия иногда может усилить западный вектор, иногда – восточный, как сейчас. Но, думаю, принципиально ее политика может не измениться. Мы сегодня видим разворот официального Минска в сторону Москвы, но, мне кажется, пока это разворот внутри прежней модели «многовекторности». Лукашенко вряд ли просто так захочет от нее отказываться. А для этой модели важнейший ресурс ориентация на разные геополитические стороны.
И в этом, наверное, главная проблема.
– Раньше вы говорили, что белорусская система хрупка, так как завязана на одном человеке. А на вопрос, кто же будет после Лукашенко, ни и у кого ответов нет. Сейчас ответ появился?
– Сейчас очевидно лишь то, что начальный этап открытого конфликта с властью оппозиция проигрывает и, возможно, скоро политическая напряженность пойдет на спад. Тем не менее, существенный сдвиг в настрое общества произошел - оно расколото, и почти всеобщего одобрения той модели, которую создал Лукашенко в 90-е, уже нет.
Но и ответа на вопрос «Кто будет после Лукашенко?» по-прежнему не существует. Запад в качестве его преемника готов рассматривать вовсе не блеклую Светлану Тихановскую, а скорее другого деятеля оппозиции - экс-министра культуры Павла Латушко. Но сам Александр Григорьевич, похоже, убеждён, что еще посидит в кресле президента. И шансы у него есть.
НАДО ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ БЕЛОРУСОВ РОССИЕЙ
– Вы говорили, что Запад преуспел в создании нового молодого поколения белорусов.
– Важно, что белорусская молодёжь разговаривает по-русски. Белорусский язык она знает даже хуже, чем прежние поколения, получавшие образование в советское время, и однозначно является частью русскоязычного культурного пространства. В этом плане она во многом сохранена для нас. Но, если посмотреть на сферу интересов, на направление поездок молодых белорусов, то здесь ситуация иная. Страны Евросоюза давно и очень активно работают с белорусской молодёжью - через неправительственные организации, систему стажировок и трудоустройства, СМИ. Вовлекают ее в образовательные проекты, социальные программы. А мы в этом деле, мягко говоря, отстаём! В России очень мало подобных программ, и молодые белорусы к нам практически не приезжают.
– Интересно, как они представляют себе Россию?
– В последние годы многие даже государственные белорусские СМИ часто рисовали Россию не радужными красками. Но и мы сами представляем себя не лучшим образом. Например, наши ориентированные на зарубежную русскоязычную аудиторию телеканалы гонят криминальные сериалы, где Россия предстает как погрязшая в 90-х «бандитская страна». А потом белорусы, приезжая к нам, искренне удивляются: оказываются на улицах в России не стреляют! Абсолютное большинство белорусской молодёжи никогда не было в России, а мы и не заботимся о том, чтобы они массово приезжали, хотя бы как туристы.
А вот в Польшу и Литву молодые белорусы ездят часто, и им там хорошо промывают мозги. Их подкупают предложением идентичности, которая позволяет на самого себя смотреть с большим уважением, с большей гордостью, в российских программах этого аспекта почти нет.
– А что с белорусской интеллигенцией, немалая ее часть тоже уехала на Запад?
– Да, многие уехали из страны. Сначала на творческих и научных сотрудников «нажимали» по линии борьбы с прозападным элементом, потом стали относиться примерно с таким же подозрением к пророссийски настроенным людям.
Сейчас белорусская интеллигенция живет в Литве или Польше, отчасти в России. Но здесь они просто русские. Между белорусскими и российскими учеными практически нет сотрудничества: ни межвузовского, ни межакадемического. По моему опыту, с той же враждебной нам Польшей у России сотрудничества на научном уровне даже больше, чем с Белоруссией – благодаря тому, что в Польше эту сферу всё же более-менее финансируют.
– Что же делать, чтобы привлечь в Россию белорусов?
– Нужно формировать институты, которые бы вырабатывали идеологию для постсоветского пространства: как России себя позиционировать, какую идентичность мы предлагаем, кого считаем своими людьми? Прежняя советская идеология дружбы народов уже не работает.
– Значит, мы пока своей российской идентичностью заинтересовать не можем, а белорусы свою идентичность ощущают?
– Ощущают, они воспринимают свое государство как некую форму защиты от тех неприятных явлений, которые были и некоторые все ещё наблюдаются в России: алчности олигархов, произвола коррумпированных чиновников, пропасти между богатством и бедностью. К тому же белорусскую молодежь пугают войнами: дескать, если будет объединение с Россией, наши мальчики поедут воевать в какую-нибудь очередную Чечню или Сирию.
БЕЛОРУССИЯ ИЛИ БЕЛАРУСЬ?
– Белорусы требуют, чтоб мы говорили Беларусь, а не Белоруссия. Это тоже заявка на идентичность?
– В 90-е мы пошли на уступку: была закреплена возможность говорить: Беларусь (хотя это и недопустимо с точки зрения русской грамматики: у нас нет соединительной буквы «а»). Вариант «Белорусь» был бы даже более приемлем, но о нём нет и речи. А с белорусской стороны стали поступать новые требования: нужно писать не белОрусский, а белАрусский и в слове должна быть одна буква «с». Естественно, это неправильно для русского языка. За всем этим стоит, конечно, неуважение к русскому литературному языку.
– Ну и к России тогда в целом тоже?
– Конечно. Но белорусам втолковывают: если русские называют нашу страну не Беларусь, а Белоруссия, значит они проявляют к нам неуважение. Появляется некий национальный комплекс и обида на Россию, на россиян.
– Ну все-таки в классическом понимании национальное самосознание не строится на чувстве обиды, оно зиждется на историческом прошлом…
– Ещё в XIX веке никто в Белоруссии не считал себя белорусами, люди думали, что они русские. Большевики развели нас на разные субгосударственные проекты, и теперь это разные государства. Сейчас, мне кажется, и на уровне гражданства белорусское самосознание уже есть. Например, выезжая за рубеж, многие граждане Белоруссии предпочитают настаивать на том, что они именно белорусы и реже называют себя русскими.
– В школе белорусский активно преподают.
– Да, в школах учат, но если его будут учить ещё активнее, то нередким станет и его отторжение. Я не раз встречал людей, которые замучены этим предметом, они его уже по-тихому ненавидят.
Белоруссия делает сейчас ошибку, разводя белорусский и русский языки как национальный и второй государственный. Это такое статусное разведение двух языков, которое маркирует их разную роль в национальной идентичности. Да, мы, мол, разговариваем на русском, но наш национальный язык – белорусский.
– Тем не менее белорусская оппозиция пытается говорить на белорусском…
– Да, у меня есть знакомые, которые стараются всегда говорить именно на белорусском. И он сейчас уже становится чем-то вроде языка оппозиции. Но в непринуждённых обстоятельствах они тоже переходят на родной русский. В западных областях Украины сформировалась украиноязычная среда, для людей, там проживающих, русский – не родной, они с трудом на него переходят, хотя знают. В Белоруссии подобной чуждой среды не появилось.
НА КАКОЕ ЗНАМЯ ДЕРЖАТЬ РАВНЕНИЕ
– А почему оппозиция так дружно подняла над собой бело-красно-белый флаг белорусской республики 1918 года и принятый тогда же герб «Погоня»?
– Такая символика маркирует западный вектор развития, который важен для протестного движения, и подчеркивает белорусскую «европейскость». На самом деле этот флаг – изобретённая в 1917 году вариация польского флага и как бы обозначает Белоруссию в качестве польской провинции. Собственно Белоруссию там символизирует белая полоска внизу, а над ней – польский флаг. Это традиционный способ формирования флага в колониях, когда сверху помещается флаг метрополии.
А герб «Погоня» обозначает историческую связь Белоруссии с Великим княжеством Литовским. Мы, мол, не просто народ, который был создан в советские годы, мы имели своё большое государство в Средние века! Я тут напомню слова известного украинского историка, академика Петра Толочко: если белорусы и присутствуют в гербе «Погоня», то очевидно, что всадник там литовский, а Белоруссия под ним. Грубовато, но адекватно, ведь это опять же не свой национальный символ, а позаимствованный у других. Великие князья литовские никогда себя белорусами не считали.
– Кстати, у Союзного Государства так и не появилось своей официальной символики.
– Это действительно упущение. Флаг Союзного Государства не могут разработать, потому что не понятна его идентичность. Любой интеграционный проект должен чётко отвечать на вопрос, кто мы такие, почему мы объединяемся? У России и Белоруссии пока что нет на это ответа. Более того, ни в российском, ни в белорусском политическом сообществе пока даже не сформировался запрос на формирование общего описания прошлого, и, соответственно, общей символики. А пройдёт ещё несколько лет – и делать это будет все сложнее, если уже не поздно.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Взгляд из Минска: «Без России Белоруссия просто рухнет»
Корреспондент «КП» Алексей Овчинников спросил известного белорусского тележурналиста и депутата Тенгиза Думбадзе, что произойдет с Белоруссией, если планы Запада по свержению власти Лукашенко все же сбудутся (подробности)